Какое-никакое кококо
Вопрос: имеет ли право женщина давать критический отзыв о работе другой женщины, если обе они – драматурги и друг с другом не знакомы? Я долго над этим вопросом думала.
Дело в том, что я пристально слежу за творческой деятельностью Авдотьи Смирновой, считаю ее одной из прекраснейших представительниц своего поколения, а потому стараюсь читать и смотреть все, что она делает как автор. В частности, очень ждала фильм «Кококо». Прошли те времена, когда я ходила в кино бесплатно, и теперь, старая перечница, могу только ждать, когда же кино появится на торрентах.
В ожидании я пересмотрела несколько своих любимых выпусков «Школы злословия», посмотрела интервью с Ксенией Собчак и Берманом-Жандарёвым. Я очень люблю Авдотью Смирнову. Обо всем, что Авдотья выпускала в качестве сценариста, ведущей или режиссера, я могу судить достаточно компетентно, потому что знаю этот продукт. Я даже купила ее книжку «С мороза», и за другие ее работы готова платить деньги, пусть она простит, что у меня лишних нет.
Одно из ключевых качеств Авдотьи – это остроумие. Оно, конечно, тесно связано с чувством юмора, но не исчерпывается им. Убеждена, что художественные, адекватные нашей реальности высказывания способен делать только остроумный человек. В частности, я запомнила, как Авдотья где-то сказала, что они с соавторшей, измученные работой над сценарием этого фильма, однажды напились на «Кинотавре», сидели на набережной и вдруг их осенило: «Это должна быть комедия!»
Воистину, благословен был тот момент. Мало ли, что мы друг другу говорим с соавторами… Но если речь о том, что соавторы, работая над новым замыслом, решили пойти не от сюжета, а от характеров, а именно: объединить индивидуальности двух таких актрис как Яна Троянова и Анна Михалкова, и если они хотят заложить в эту историю нечто свое, личное, то понятно, что поначалу это жуткие страдания.
Как я понимаю, там, у сочинской волны, авторов посетило то, что психологи называют insight, то есть инсайт, то есть озарение. И дело сразу пошло. Поскольку обе девушки ответственные, они решили воплотить эту историю в жизнь. Потом две актрисы, тоже очень ответственные, в этой истории сыграли. Потом в интервью Авдотья рассказывала, в каких муках все это происходило, и как участники процесса с криком просыпались по ночам… Натурально, я очень ждала этот фильм. И конечно, села его смотреть со всей возможной зрительской симпатией.
Что я могу сказать? У нашего времени много отличительных черт. И ключевой чертой я считаю досадное несоответствие между харизмой популярных творческих людей и их реальным творческим продуктом. Это касается представителей многих профессий, но в особенности режиссеров. Послушаешь иного режиссера, думаешь: вот какой он умный, как увлекательно рассуждает, как интересно рассказывает о том, что имел в виду и т.д., наверняка хороший фильм снял. Посмотришь этот фильм… И главное, что обескураживает, почитаешь потом отзывы о нем и думаешь: «Может, у меня планка запредельно завышена, или я мизантроп, или мне на желчь надо провериться, но ведь это же просто слабо, дорогие товарищи!» Особенно когда славословия со всех сторон так и льются, и автору говорят, что это лучшая его картина.
Картина «Кококо» могла бы быть очень хорошей. Там действительно есть прекрасный потенциал для смеха и слез, а как известно, если зритель смеется и плачет – это высший пилотаж. И этого можно было достичь. Но. Для этого Авдотье нужно было не снимать картину самой, а доверить это дело Режиссеру. Мужику. Молодому. С яйцами. С острым чувством юмора. С жесткой режиссерской хваткой. И не трогать его: пусть бы он вытянул из этой истории то, что в ней изначально заложено и что туда вложено. Чтобы он на корню пресек этот псевдореализм, разогнал бы непрофессиональных исполнителей второстепенных ролей (которые бесят своей никакучестью), а вместо них позвал думающих театральных актеров. Потратил бы время на репетиции и объяснил бы каждому на площадке, что он играет. Отдельно позанимался бы с Анной Михалковой, чтобы она не докладывала свой текст, как в школьном драмкружке, а играла бы как следует. Врепетировал бы партнерство Михалковой и Трояновой, особенно в ключевых сценах: ведь этого так не хватает, а можно было сделать! Заменил бы кое-какие неудачные диалоги, добавив в каждую сцену реприз и конфликтов. Это было бы шикарное атмосферное кино: я бы, как зритель, всю дорогу похохатывала, а потом, глядишь, и всплакнула бы. Потому что обе эти женщины по идее мне не чужие, они обе – это я. В том-то все и дело! Если это понять, то никаких вопросов относительно мотиваций героинь не возникает. Как и относительно того, что им друг с другом делать.
И тогда, возможно, появился бы в наших киноведческих рассуждениях общий дискурс: когда мы имели бы в виду некое авторское высказывание о вечной трагикомедии нашей жизни и наших отношений, то могли бы сказать, мол, это в стиле «кококо». Комичное копошение трагических куриц. А кто скажет, что куриная жизнь не трагична? Но этого недостаточно для того, чтобы она стала объектом искусства. Я от всей души желаю Авдотье Смирновой новых достижений, как в рамках этого дискурса, так и за рамками его.
Вот ведь, снимаю с полки ее книжку «С мороза» и читаю там: «Какой бы путь развития ни выбрала многострадальная Россия, рано или поздно мы этот путь покинем и разбредемся по гробам. А многострадальная будет дальше выбирать свой путь без нас. Она, в общем-то, и сейчас выбирает без нас. Заметьте, мы ведь на ее выбор никак повлиять не можем, она – отдельно, и мы – отдельно. Мы, видимо, просто какое-то этническое недоразумение, которое со временем, возможно, рассосется. То есть Россия будет, а мы – нет». Давайте же писать и снимать про то, как мы гуляли перед смертью! Под свою любимую песню «Валенки»…
