Четыре часа жизни, потраченных на шапито
Аксиома: те, кто что-то делает и может предъявить результаты этого процесса, более правы, чем те, кто не делает, а только мечтает делать и смотрит, как работают другие. Поскольку я в качестве сценариста пока ничем не прославилась, мне тем более интересно, что снимают люди, с которыми я училась в ВГИКе бок о бок. А поскольку потратила 4 часа на просмотр и много думала в связи с этим, то решила написать свой отзыв.
Фильма (произведение, проект, другие модные слова) «Шапито-шоу» состоит из 2 частей и 4 новелл. Краткое содержание:
Девушка встречается в реале с интернет-знакомцем под ником Киберстранник, и едет с ним в Симеиз. Отношения не складываются, ничего у них не получается. (Любовь).- Глухой парень хочет расширить круг своих знакомств и потусоваться в обществе других людей, которые кажутся ему интересными. С ними он едет в Симеиз, но ничего путного из этой тусовки не получается. Туда же едут его глухие друзья, в общество которых он в итоге просится обратно. (Дружба).
- Инфантильный паренек начинает общаться с отцом, который 8 лет им не интересовался вообще. Они предпринимают путешествие по окрестностям Симеиза, но взаимопонимание не складывается, отношений как не было, так и нет. (Уважение).
- Простой рабочий парень хочет верить, что он реинкарнация Виктора Цоя, и эту веру в нем поддерживает мутноватый московский мажор, решивший выступить в качестве продюсера «Эрзац-шоу». Они едут со своими амбициями сначала в Ялту, затем в Симеиз, где их ожидает разочарование. (Сотрудничество).
В итоге шапито, где на одной площадке одновременно находятся все герои, сгорает к чертовой матери, подожженное несостоявшимся продюсером «с Масквы».
Теперь немного о впечатлениях. Сначала кино мне активно не нравилось. Во-первых, я не люблю, когда героями делают неприятных мне людей, и(или) когда люди вступают в отношения, в которые не должны вступать. Во-вторых, я сильно ненавижу Симеиз. В моем понимании это место всегда было квинтэссенцией курортного убожества. А с экрана, наподобие радиации, фонит не только курортное, но человеческое убожество в разнообразных его видах. Так что мне как зрителю пришлось нелегко. А где-то через полчаса я поняла, что смотреть кино, сжимаясь от отвращения – значит тоже переживать эмоцию. Это лучше чем ничего не испытывать. Тем более что на экране стали появляться блестки юмора из серии «частная жизнь горожан», а если в фильме есть юмор, я просмотр не прекращаю.
К счастью, режиссер оказался не так бездарен, как мне почудилось вначале. Он меня перехитрил. Оказывается, ощущение убожества – это вполне осознанный художественный прием. Чтобы запечатлеть этот «радиационный фон», нужна особая авторская оптика, а всему этому безумию – режиссерская рука, иначе эмоций у зрителя не будет, и тем более не появится восторженных отзывов. А они есть, их много.
Когда убожество транслируется не само по себе, а через некие конфликты, драму и юмор (натурально, я за 4 часа несколько раз-таки хохотнула), то оно вызывает более сложное чувство, чем недоумение и неприязнь. И в этом смысле гротеск оказывает создателям картины большую помощь. Первый сольный номер, когда девушка в пижаме, тупо перетаптываясь с ноги на ногу, поет: «Мы только цифры в сети интернет», вызвал у меня матерную реакцию. Подумала: и эти люди считают себя кинематографистами! Чего она топчется?! Ты или стой, или танцуй! Где режиссура?
А потом поняла, что это такой прием. Ведь на протяжении фильма то и дело появляются вставные номера, которые вне контекста воспринимаются в лучшем случае как самодеятельное дуркование для «ютьюба». А в контексте, по-видимому, и формируют столь восторженное отношение аудитории.
Что я могу сказать по этому поводу? Помимо Симеиза, я много чего еще ненавижу. Например, образование, которое дает ВГИК, и которое сама же я получила. После 5 лет в этом институте люди в массе своей выпускаются начитанными, насмотренными, умеющими складно рассуждать на любую околокультурную тему, по-прежнему любящими искусство и себя в искусстве, но только не крепкими профессионалами, которые могут и снимают по-настоящему художественное конкурентоспособное кино.
Где внятные истории о человеке и для человека, где плотность и упругость интересного повествования, где музыкальные номера, которые с пяти нот будут безошибочно узнавать поколения зрителей, где, наконец, ощущение, что деньги за билет были не зря потрачены? Ничего этого в «Шапито-шоу» нет. Хотя для яйцеголовых есть простор для интерпретаций, по типу речевки: «Раз-два, Стэнли Кубрик, три-четыре, Дэвид Линч!»
На тему, которая столь живо меня занимает, в свое время высказалась Татьяна Москвина. Правда, она говорила о театре, но сути это не меняет и к кино тоже относится:
«Черный театр – это не символ, не фигура речи и не ругательство. Черный театр – условный термин, обозначающий реальные процессы, происходящие в психофизике театрального сообщества; возможно, эти процессы аналогичны космическим, существуют же там черные дыры, аннигилирующие все известные нам формы материи. Черный театр призван аннигилировать все известные нам формы и нормы театра.
Если вы смотрите спектакль, полностью лишенный системы ценностей и ценностных ориентаций (когда нет никакого понятия о том, что любят и что ненавидят, чего избегают и на что надеются, кого жалеют и кого презирают создатели), если актеры не в состоянии произнести ни одного слова по-человечески и занимаются противным балаганным кривлянием, если вы после спектакля чувствуете себя измотанным и усталым, замученным и оскорбленным, словно из вас кровь выпили, а душу потискали грязными пальцами, – вы хлебнули Черного театра. Он явно набирает силу…»
Хочется верить, что создатели «Шапито-шоу», которые предлагают нам два раза потратить свои деньги и затем потратить четыре часа жизни на постижение их шоу, понимают, что они делают и на чью мельницу воду льют. Звучит ведь в финале, когда оператор снимает на камеру пожар, показательный диалог:
– Михалы-ыч! Сергей Михалыч! Меня сними!
– Да ну тебя, чего тебя-то снимать?!
– Ты сними-сними. Это же я поджег! Я!
– Зачем же ты это сделал?
– Этим жестом я хотел проиллюстрировать мысль…
– Какую мысль?!.
Оо, е! Оо, baby, baby! Ее, еее! Оо, baby, baby!….
